Линда повернула к Малко свой безжизненный взгляд.
– Это полиция. Не бойтесь.
Дверь подвала открылась, и вошли двое китайцев-полицейских в голубой форме и плоских фуражках. Линда соскочила с табурета и пошла им навстречу. После короткой беседы они осветили фонариками темные углы и ушли. Линда вернулась к Малко с озабоченным видом.
– Странно, – заметила она. – Они никогда не приходят так поздно.
Смутное беспокойство сжало сердце Малко. Уж слишком много накапливалось подозрительных и тревожных фактов. Непонятная смерть Тана Убина, смятение дочери Лима, нападение на него самого, тревога Линды, которая, однако, была не робкого десятка. Словно официальные власти Сингапура не хотели, чтобы он нашел Тонга Лима.
– Я проголодалась, – сказала вдруг Линда. – Идемте. Нам надо перекусить.
Они вышли на пустынную и темную улицу, в конце которой был виден свет. Мимоходом Малко запомнил ее название – Ватерлоо-стрит. Ее пересекала более оживленная Альбер-стрит, запруженная грузовиками и велоколясками. Это было метрах в двухстах от того места, где он подвергся нападению.
Они прошли вдоль лотков, хозяева которых уже убирали свой товар, и оказались перед маленьким ресторанчиком. Столики, выставленные на улицу, загораживали половину мостовой.
– Идемте, – сказала Линда, – Мы поднимемся на второй этаж.
Огромный китаец в рубашке, покрытой жирными пятнами, устремился навстречу Линде, тщетно пытаясь согнуть свою двухсоткилограммовую тушу в приветственном поклоне. Он расчистил им дорогу среди столиков, крича направо и налево. Его маленькие, утонувшие в жиру глазки с любопытством смотрели на Малко. Он усадил их за почти чистый столик в глубине зала.
Линда опять улыбнулась, обнажив свои акульи зубы.
– Фэтти ломает голову, кто вы такой. Он никогда не видел меня с иностранцем.
– Почему?
Линда мрачно взглянула на него.
– Только шлюхи ходят с иностранцами. Если бы у меня не было с вами дел, я не сидела бы здесь.
Линда вонзила свои палочки в мясо краба с ожесточением китайского палача, сдирающего кожу со своей жертвы. Ее бесстрастные глаза выражали теперь удовольствие от еды.
– У Фэтти лучшие фаршированные крабы во всем Сингапуре.
Она приступила уже к третьему. Как всякая порядочная китаянка, она была лакомкой, словно кошка. Это, видимо, была ее единственная слабость. Малко поглядывал, как она уплетает кусок за куском. Линда сплюнула на пол несколько кусочков панциря, выпила большой стакан чая, прокашлялась и серьезным тоном сказала:
– Вы не знаете, что такое быть голодным. Я родилась в Индонезии, на острове Борнео, в деревне даяков. В 1962 году индонезийцы по приказу правительства стали убивать китайцев, потому что некоторые из них были коммунистами. Мои родители имели бакалейную лавку. Жители деревни отрубили матери голову тесаком. Отец пытался убежать, но ему всадили в спину копье. Он закружился на месте и упал. И ему тоже отрубили потом голову. У меня был брат. Они распороли ему живот, набили землей и бросили в реку.
Она монотонно рассказывала обо всех этих ужасах, обсасывая клешню краба. Кроме них в ресторане уже больше никого не было.
– А вы? – спросил он.
– Мне удалось спрятаться. Мне было десять лет. По-настоящему меня и не искали. Они разграбили лавку и ушли. Я пряталась два месяца в рисовых полях и ела, что попадется, – корни, траву, насекомых, дикие фрукты. Потом меня нашли крестьяне. Они прятали меня целый год. Меня едва кормили, целый день я работала на рисовом поле под солнцем, вся в пиявках. Чтобы поесть, я вынуждена была воровать пожертвования, оставляемые богам на алтарях в джунглях. Однажды меня поймали.
Она закатала рукав, показав длинный темный шрам на руке.
– Меня жгли каленым железом.
Малко видел ее безжизненные глаза. Линда спустила рукав и подобрала последние кусочки фаршированного краба. Она подняла голову.
– Я укрылась на корабле, который шел сюда. Но перед тем я вновь увидела моего отца. Они продавали его голову вместе с головами других китайцев за сто долларов. Они говорили, что это головы японцев, убитых во время войны. У меня не было ста долларов. А то бы я выкупила ее.
Линда вытерла бумажной салфеткой жир на толстых губах и добавила с едва уловимой иронией:
– Не спрашивайте, как я оплатила мое путешествие... Их было только семь... Я специально выбрала небольшое судно. С тех пор я никогда не позволяла ни одному мужчине дотронуться до меня, если он не заплатит очень дорого.
С удивительной быстротой она сгрызла принесенных креветок, сплевывая шкурки на пол. Малко искоса смотрел на нее. Несмотря на жесткие черты, ее плоское лицо обладало какой-то странной привлекательностью. Но Линду не с кем было сравнить.
– Почему вы рассказываете мне все это? – спросил он.
Не глядя на него, она слегка пожала плечами.
– Не знаю.
– Линда – это ваше настоящее имя? – поинтересовался он.
Горькая улыбка появилась у нее на губах.
– Нет. Я постаралась забыть свое имя. Мне бывает слишком плохо, когда я его вспоминаю. Идемте... Мне предстоит еще много дел сегодня вечером.
Если бы Малко не потерял свою куртку, ему могло бы показаться, что ничего не произошло. Они спустились на первый этаж. Линда сделала вид, что собирается заплатить, но Фэтти с возмущением оттолкнул ее руку.
Когда они оказались на улице, Линда объяснила:
– Я никогда не плачу Фэтти. Мы охраняем его.
– Вы «охраняете» многих людей, – заметил Малко.
Они повернули на Альбер-стрит, теперь уже опустевшую, если не считать нескольких лотков с фруктами. Линда остановилась перед одним из них, где громоздились плоды, похожие на огромные артишоки. От них исходил сладковатый аромат, похожий на запах перезревшего сыра.